13 января 2025 — сон
Меня сопровождал человек с камнями,
которые он бросал, чтобы направить меня к дому Кропоткина, 39.
И я поняла: я забыла, что мне нужно войти в дом,
что мне нужно встретиться с ним.
Как сейчас помню — я каждый раз с трудом входила в этот дом.
В тот момент соседи говорили, что гвозди исчезли,
а тело Феномена осталось одно.
Я была рядом с домом и увидела свою сестру —
она была необычной, с вьющимися волосами.
Я увидела её мать. И его. Моего отца.
Они были в белом. Заняты. Обсуждали что-то.
А я шла, пряталась, пыталась войти.
Они пригласили меня. Я ждала отца. Он казался занятым.
Все его ждали.
Там были молодые — стильные, как поп-ап и панки.
Жека — Жук. Курил.
На несколько секунд появился отец и сказал мне:
“О, вы подходите друг другу.”
И пошёл наверх. На нём был коричневый мех и шапка, как у грузин.
Потом я говорила с теми молодыми.
Они подстригли меня под панка.
В какой-то момент я до смерти испугалась, поняв:
отец — мой папа. почему я это вижу?
Рядом была старуха.
И я подумала — все они мертвы.
Я сидела там, потому что он должен был что-то дать.
Они спросили: “Чего ты хочешь?”
Я ответила: “Мужества.”
✸ Варвара
14 января 2025, 16:53
ЖЖеня — ЖЖук.
Иногда я задумываюсь:
возможно, именно ухо ко всему — и привело.
На это ухо обращали внимание.
Говорили, чтобы наша Ира его спрятала.
Возможно,
именно ухо
сказало ей начать пить
и называть всех
суками.
В ноябре 1999 года,
когда Ире было 22,
она стала мамой — у неё родился сын.
Ира была ростом около 170–172 см.
В один момент,
когда ей исполнилось 43 года —
23 сентября 2021,
она решила спрятать его
и полностью исчезла.
С того момента
никто её не видел
и не знает,
где она находится.
✸ Марко
по отрывку из романа «Бездна»
Николай Романов, Краснолучанин
Можно пострелять, выпить. По такому случаю хозяева выпивку поощряли. Тем более, что полицаи сами себе добудут самогон. Постреляли, помянули, и по домам.
Прямо из машины люди попадают на узкую боровку между стеной и шахтным стволом. Залп — всё кончено.
Бывает, правда, кто-то не скатится в бездну.
Ну что ж — столкнём ногами.
Ежели в голову кому ударит — всей компашкой можно и облаву устроить. Не всех ещё коммунистов расстреляли. Прячутся. По балкам да по шахтёнкам. Партизанят. Но мы всё равно их всех переплюнем.
Захочет своих проведать — придёт домой, а тут и мы:
— Хенде хох!
Иван Горюнов повернулся к палачам спиной.
— Не бойся, — сказал товарищ слева. — Пусть они запомнят наши лица.
— Я не боюсь.
— Ну, так повернись лицом к смерти.
— Ты не видишь, что у него под фуфайкой?…
«Как это он не знает?» — подумал Горюнов.
Товарищ не знал. Его держали в одиночке. Избивали. Он не видел. Не слышал. Не знал.
— Ребёнок… Хочу, чтоб остался жив.
Когда пришли арестовывать, дома, кроме него, никого не было. Жена уехала под Сталинград менять вещи на еду, старших угнали в Германию. В сорок первом родилась Ниночка. С ней он и нянчился. Хорошенький комочек. Веселенький.
Повеселились…
Что делать? Оставить в пустой хате? Замёрзнет. Пропадёт.
— Да бери с собой, — сказал полицай. — Поговорят — и отпустят.
Поверил. Надеждой жил человек. Но слова полицая не дошли до Бога.
Поговорили. И отправили в концлагерь. Таких, как Горюнов, не отпускали.
Иван Дементьевич Горюнов, 1901 года рождения. Работал зарубщиком, бурильщиком, крепильщиком на шахте 162. Участковый милиционер. До войны — начальник охраны холодильника. Парторг.
— Пусть идёт мужик домой, с дитём ведь, — сказал полицай.
— Место паторга в концлагере, — ответил начальник. — А ребёнка жалко. Себе забирай. Порадуй Маруху.
Никто не взял. Ниночка спала на руках у отца. Смирненько.
Жаль не взяли на фронт, думал Горюнов. Туберкулёз почки. Одну удалили.
В час ночи вывели из камеры и Горюнова. Ниночка — у него на руках. Она заплакала спросонья.
— Заткни глотку этому щенку! — рявкнул полицай.
— Себе заткни! — огрызнулся кто-то из смертников.
Послышались удары. Били всех. Особенно тех, кто сопротивлялся.
Щёлкнули затворы.
— Полицаи, заберите у мужика ребёнка! — закричал один.
— Молчать!
— А то что — расстреляешь?
Несколько обречённых засмеялись.
В такую минуту смеются, — подумал Горюнов.
— Возьмите ребёнка! — вторили другие.
Как громко они кричат… Только бы Ниночка не проснулась.
Он крепко прижимал её к себе. Согретая отцовским телом, она спала, уткнувшись личиком в грудь Ивана.
Только бы не проснулась.
— Ладно, давай сюда коммунистического змеёныша, — сказал добрый полицай.
Иван не поверил своим ушам.
— Неси, — подтолкнул товарищ.
— Иди.
Он сделал шаг.
Один только шаг…
Прозвучал выстрел.
В преддверии второй части «Интерференции»
(отрывок из книги «Бездна» Николая Романова)
Мы летим с тобой
строить
Дом культуры,
не так ли?
До встречи, мон ами.
И ты стоишь
лицом к угольному холму.
из второй части спектакля «Интерференция»
На сцене — белый стол, маленький табурет, солнечный свет, падающий с потолка. Ниночка стоит у центра. Она постарела. Она — теперь Барбара.
НИНОЧКА (шёпотом):
Меня носили в шахту.
Я спала лицом в грудь отца.
Потом — темно.
Потом — ничего.
А потом — белое помещение.
И чертёж на стене: **«Дом культуры»**.
Сказали: > ты будешь вести здесь кино.
Сказали: > ты будешь учить детей не бояться темноты.
Пауза. Ниночка поднимает на руки макет дома.
Голос отца (за сценой):
— Неси.
— Иди.
НИНОЧКА:
Я иду.
Переход к строительству. Музыка. Свет.